Для революционных народников национализация земли была результатом крестьянской революции, экспроприации земли у помещиков и ее черного передела. При этом, во всяком случае, значительное большинство их считало идеалом, которого следует постепенно достичь, коллективную товарищескую обработку земли. Конечно, несмотря на свой искренний субъективный социализм, народники объективно боролись за победу капитализма, но за победу капитализма в результате крестьянской революции снизу, за капиталистическое развитие, максимально выгодное крестьянской массе, а не слою обуржуазившихся помещиков, между тем как Сунь Ятсен и другие китайские национал – революционеры отстаивали интересы обуржуазивающихся шэньши, неолигархической буржуазии и эмигрантской буржуазии (выходцем из хуацяо был вышеупомянутый китайский якобинец Ляо Чжункай, как и его жена Хэ Сяннин, тоже значительная фигура в левом Гоминьдане, отец которой был крупным гонконгским чаеторговцем) (27, сс. 8 – 9).

Повторим еще раз, что аналогом китайских национал – революционеров в России будут не народники, но декабристы. Первые отстаивали интересы пролетаризующегося крестьянина, вторые – обуржуазивающегося помещика. И те, и другие объективно боролись за буржуазный переворот, но народники – за крестьянскую революцию, а декабристы – за буржуазные преобразования, проведенные пришедшей к власти в результате военного переворота группировкой прогрессивного обуржуазившегося дворянства. Взгляды Сунь Ятсена весьма напоминают взгляды наиболее радикального буржуазного революционера – декабриста, Пестеля – неприязнью к “аристократии богатства”, культом сильного государства и проектом национализации земельной ренты.

Ошибка Ленина объяснима. Россия, отсталая по сравнению с Англией или Германией, была куда более капиталистически развитой, чем Китай, кратковременную и непрочную революционность русской аграрной буржуазии (= обуржуазившегося дворянства) отделяло от июля 1912г. без малого 100 лет, и декабристы для Ленина были героическим мифом, а не живым классовым врагом. Ленин, правильно признав в “Демократии и народничестве в Китае” – и не только там – что на Востоке, в отличие от Запада, есть еще революционная буржуазия, чьим представителем и является Сунь Ятсен, ошибочно отнес последнего из – за этого к крестьянской демократии, а не к буржуазно – помещичьему этатизму. Ленин смотрел сквозь призму условий России, где с 1850 – х годов все социалисты были революционерами, а все революционеры – социалистами, иными словами, где за революционную борьбу с феодализмом выступали лишь представители крестьянства и пролетариата. В Китае же дело обстояло не совсем так.

Мы уже видели, что национал – революционные организации в самом Китае опирались не на крестьян, а на слой обуржуазившихся шэньши, в эмиграции же – на хуацяо, а не на чернорабочих – кули. Политическим наставником молодого Чан Кайши был Чэнь Цзимэй, крупный делец, главарь шанхайской мафии, и при всем при том – ревностный и самоотверженный революционер, приверженец Сунь Ятсена, убитый агентами Юань Шикая (2, сс. 9 – 22).

Революционность китайской буржуазии (речь, ясное дело, не идет о самых ее верхах, вроде организовывавшего государственные капиталистические предприятия крупного сановника Ли Хунчжана) была буржуазной революционностью. Тесно сросшаяся с феодальным землевладением, эта буржуазия всеми фибрами души была враждебна аграрному перевороту. Но дать по рукам иностранцам, чтобы они не присваивали сверх меры прибавочный труд, который должен идти самой китайской буржуазии, прогнать Цинов (до 1911г.) или князьков – милитаристов (после 1911г.), создать мощное государство, идущее по пути капиталистического прогресса – за эти идеалы революционные китайские буржуа, такие, как Чэнь Цзимэй, иногда даже отдавали жизни.

Причина отличия китайской буржуазии от русской заключалась в отсталости Китая. В Китае не было восторжествовавших петровских реформ, означавших полное сращивание буржуазии и государства, купечество и местные землевладельцы сохранили значительные элементы архаической средневековой автономии от архаического средневекового государства. Подобным же образом в России до петровских реформ степень независимости буржуазии от государства была куда выше, и политическая активность русского бюргерства принимала нередко революционный характер, о чем свидетельствует история всего русского “бунташного” 17 века. Последнее проявление революционности старого русского бюргерства – астраханское восстание 1705 – 1706гг., в Китае же старая оппозиционность южнокитайских купцов и шэньши против манчжурской династии сохранилась до 20 века.

В июле 1912г., когда Ленин писал свою статью о Сунь Ятсене для “Невской звезды”, его ошибка в определении классового характера китайского национал – революционного движения не имела практических последствий. Но через 10 лет, когда большевики, Советская Россия и Коминтерн стали проводить практическую политику в Китае, эта последняя не замедлила приобрести характер путаницы, имевшей катастрофические последствия: “Гоминьдан был не просто буржуазной, а буржуазно - помещичьей партией, а Исполком Коминтерна по – старому продолжал думать [речь идет о VII пленуме ИККИ в феврале 1926г. – М.И.], как бы предотвратить его превращение в буржуазную партию” (4, с.231).

Но было бы заблуждением считать политику советского руководства в Китае следствием неверного теоретического анализа. Такой неверный анализ мог психологически облегчать проведение данной политики (идти на союз с крестьянской партией – одно, с помещичьей – совсем другое!) и давать этой политике идеологическое обоснование, но ее причины заключались не в ошибочной теории, а в практической потребности советского руководства нанести удар по врагу – западному империализму всеми будто бы имеющимися в распоряжении средствами, особо не разбираясь в природе этих средств. До того как взять прочную ориентацию на Сунь Ятсена и Гоминьдан, руководство Советской России возлагало некоторые надежды на милитаристов Чжан Цзолиня и У Пейфу (см. 7), на У Пейфу же сильно полагалось руководство КПК – пока он 7 февраля 1923г. не расстрелял бастующих железнодорожников и не отрубил головы их вождям! (см. 34, сс. 259, 266).

Не следует забывать, что совместную с Сунь Ятсеном декларацию, где говорилось о неприменимости социализма и коммунизма в Китае, с советской стороны в январе 1923г. подписал Иоффе, ближайший друг Троцкого, застрелившийся в ноябре 1927г., протестуя против сталинской политики. Первым предложил, отстоял и провел идею о вхождении КПК в Гоминьдан представитель Коминтерна в Китае Сневлиет, во время Второй Империалистической Войны руководитель революционно – интернационалистстской организации Фронт Маркса – Ленина – Люксембург, боровшейся против всех воюющих империализмов. То, что путь, приведшей Компартию Китая к жуткому разгрому 1927г., первыми указали эти герои революционного коммунизма, доказывает, что глубинные причины этого разгрома следует видеть не в предательстве сталинской бюрократии.

Слабость и неразвитость китайского пролетариата, а тем самым – и его самостоятельного классового движения, побуждали стремительно перерождавшееся советское руководство искать в Китае более сильных и, как казалось, более полезных союзников против своего врага – западного империализма. Этот союзник, казалось, был найден в революционной китайской буржуазии, недовольной западным империализмом – своим победоносным конкурентом в присваивании прибавочного труда, выжатого из трудящихся Китая.

Однако когда Северный поход, предпринятый в результате альянса московской бюрократии и китайской буржуазии, волей – неволей всколыхнул крестьянское море, и перед китайским буржуа, тесно связанным с феодальным землевладением, встал страшный призрак крестьянской революции, этот буржуа всем нутром почувствовал, что западный империалист – всего лишь конкурент, а бунтующий крестьянин и восстающий рабочий – смертные враги. Ведь западный конкурент отнимает всего лишь часть (хотя бы эта часть и была львиной долей) выжатого из крестьян и рабочих прибавочного труда, а сами крестьянин и рабочий хотят покончить с эксплуататорскими посягательствами на их труд вообще. Поэтому вчера революционные (в буржуазном смысле, разумеется) китайские буржуа в 1927г. дали задний ход и учинили массовую резню рабочих и крестьян. Советское же руководство, ставшее к этому моменту руководством класса государственной буржуазии, и для кого западный империализм уже превратился из классового врага в обыкновенного конкурента, не могло этому ничего противопоставить, даже если бы и хотело…

Так как мы пишем здесь не изложение китайской истории 20века, но анализ этой истории, мы забежали здесь слишком вперед и должны вернуться назад.

После множества неудачных заговоров и восстаний, организованных возглавляемыми Сунь Ятсеном национал – революционными организациями, революция 1911г. свергла, наконец, Цинскую династию. Но южнокитайские шэньши и торговцы, составлявшие социальную базу этих национал – революционных организаций, в силу своей классовой природы не могли осуществить радикальную аграрную революцию, которая покончила бы с феодализмом. В результате, как могло казаться, все пошло по старой китайской схеме: власть в Пекине захватил сановник Юань Шикай, стремившийся основать новую династию, но провинциальные губернаторы и командиры местных гарнизонов, которым принадлежала реальная власть, воспротивились, Юань Шикай вскоре умер с горя, а Китай распался на фактически самостоятельные провинции, управляемые местными князьками (в советской литературе их называют “милитаристами” или собственно китайским термином “дуцзюни”). Все, казалось, шло как и много столетий назад: после свержения старой династии начиналась борьба за то, кто будет ее преемником, борьба, в которой наиболее сильный из претендентов уничтожал соперников и заново объединял Китай.

Но на дворе был уже 20 век, мировой рынок, мировой капитализм властно диктовал свои условия, и грядущий объединитель Китая мог объединить его только на капиталистической, а не феодальной основе.

Пока дуцзюни то дрались, то мирились, а у несчастных крестьян от этого трещали чубы, экономическое развитие продолжалось. Первая мировая война явилась благодеянием для китайской буржуазии. Ее могущественные конкуренты, занятые междоусобной войной, временно удалились с китайского рынка, и на образовавшееся свободное место бурно ринулся китайский капитал. Стала стремительно развиваться промышленность, в частности, текстильные предприятия в Шанхае. Но тем большим ударом для китайской буржуазии стали окончание войны и возвращение европейского капитала на китайский рынок.

И бурный экономический рост, и последовавший за ним экономический кризис сопровождались надстроечными преобразованиями. Полная зависимость личности от рода и государства, почитание стариков и старых предрассудков, включая самого старого старика и самый древний предрассудок – Конфуция с его учением, боязливая вера в кучу богов и духов, не оглядываясь на которые, нельзя было ступить и шагу, перебинтовывание ног девочкам, калечившее их на всю жизнь – и делавшее их негодными работницами, даже сам мумифицированный литературный язык и иероглифическая письменность – все это мешало свободному капиталистическому развитию. Возникает движение за новую культуру. Его лидеры – ученые и публицисты Чэнь Дусю и Ли Дачжао говорят: На свалку феодальный хлам! К черту – Конфуция! К дьяволу – дряхлые предрассудки! Да здравствует разум! Да здравствует наука и демократия!

Это было буржуазно – просветительское движение, напоминавшее французское Просвещение, а того больше – деятельность Герцена и Белинского. Как и последние, Чэнь Дусю и Ли Дачжао, объективно борясь с феодализмом, субъективно не могли и не хотели быть приверженцами капитализма, разграбившего Китай до нитки и как раз в это время – время Первой империалистической войны – бившегося в Европе в пляске смерти. Но неравномерность капиталистического развития в Китае проявила себя еще более жестоким образом, чем в России, и через несколько лет Чэнь Дусю и Ли Дачжао станут вождями Компартии Китая. Ситуации была похожей на ту, как если бы создателем первой марксистской группы в России был бы не Плеханов, а Белинский, и не было бы ни Чернышевского, ни хождения в народ, ни “Народной воли”!

На деле история не знает перепрыгивания через необходимые этапы, и все подобные перепрыгивания при ближайшем рассмотрении оказываются лишь мнимыми.Революционную теорию и революционное руководство невозможно “импортировать” извне, их нужно выстрадать изнутри. Извне можно заимствовать слова и фразы, но содержание, вкладываемое в них, будет определяться внутренней природой заимствовавшего.

Большевизм был и отрицанием, и продолжением революционного народничества. Большевистская партия не была в 1903г. создана из ничего, и создавал ее не только Ленин с тысячами известных и безвестных большевиков. Ее создали также Чернышевский и Ткачев, Желябов и Халтурин, все теоретики, герои и рядовые борцы революционного народничества.

Партия существует не для пропаганды правильной программы (это – лишь необходимое средство), но для борьбы за власть. Это требует, чтобы революционная программа была донесена до масс, чтобы произошли отбор и закалка тысяч революционных борцов, чтобы существовала живая традиция борьбы и мученичества. Все это не дается сразу, но требует десятилетий тяжелой работы и огромных жертв. Перед революционной волной 1917 – 1923гг. эта непрерывная революционная традиция, охватывающая десятилетия, имелась только в России, и именно поэтому большевики смогли сделать то, что не смогли спартаковцы в Германии – привести пролетариат к захвату власти.

Бесповоротный разрыв революционной демократии с либерализмом, труда с капиталом был осуществлен в России еще Чернышевским. Возникшая между ними пропасть существовала все позднейшее время, несмотря редкие попытки перебросить через нее мостик тактических союзов. Революционное народничество, отстаивавшее интересы пролетаризирующегося крестьянина, с самого начала училось – и научилось – стоять на собственных ногах, полагаться на собственные силы, а не на либерального буржуа или помещика. Этот бесповоротный разрыв с либерализмом был унаследован Лениным и большевиками, получившими от революционного народничества и много чего еще – технику конспиративной работы, первые контакты в пролетариате, а главное, традицию борьбы, самопожертвования и мученичества.

У китайских революционных народников (кем в лучшем случае были активисты ранней КПК) ничего этого не было. Они находились еще в самой ранней стадии своего движения, как русские народники – в начале 1860-х гг. Им нечего было противопоставить давлению РКП(б) и Коминтерна, требовавших от них идти в услужение буржуазно – помещичьему Гоминьдану.

Движущим мотивом основателей КПК был национализм, тревога за судьбу Китая, терпящего поражение в конкуренции с Западом, желание спасти его и вернуть ему величие. Ли Дачжао писал в1916г.: “Вся задача нашей молодежи состоит в том, чтобы Китай смог достичь в пространстве центрального положения в Поднебесной и оказался бы в центре времени” ( 11, с. 62). Пролетариат, на их взгляд, должен был осуществить эту задачу – задачу другого и враждебного класса, а не свою собственную, задачу не уничтожения капитализма, а его построения. Как писал Ли Дачжао: “Китай угнетает капиталистический империализм. Кто способен во всей стране оказать ему сопротивление – буржуазия, мелкая буржуазия, интеллигенция? Только пролетариат. В национальной революции только пролетариат является авангардом” (там же, с.119). Итак, пролетариат должен был быть не борцом за свою собственную интернациональную революцию, но авангардом национальной буржуазной революции.

Соответствующими были и представления Ли Дачжао о социализме и ближайших задачах: “…поскольку в Китае международному угнетению (со стороны империализма и капитализма) одинаково подвергаются все классы, постольку, утверждая социализм, нам следует, сплотившись воедино со средней буржуазией, превратить Китай в независимое государство, не подвергающееся международному угнетению со стороны иностранных держав” (14, с. 312).

“…если Китай не пойдет по пути социализма, то силы бюрократии, которые довольно мощны, также свяжут руки деловым людям. Китайские предприниматели все без исключения подвергаются вмешательству и гнету со стороны бюрократии. После установления социализма тех, кто связывает руки деловым людям, следует безусловно устранить” (там же, с.322).

“Социализм”, утвержденный в союзе со средней буржуазией, “социализм”, который развяжет руки деловым людям – такой “социализм” был построен Мао и Дэном и именуется капитализмом!

Следует отметить, что все эти милые вещи Ли Дачжао писал в 1920 – начале 1921гг., когда до систематического воздействия и контроля со стороны Коминтерна было очень далеко и подлинные взгляды основателей КПК в наименьшей степени были затемнены идеологическим туманом.

Предъявлять Ли Дачжао претензии за то, что он был тем, кем был, и не был тем, кем не был, - столь же смешная и вздорная затея, как предъявлять подобные претензии Руссо или Робеспьеру. Коммунизм – следствие не субъективной доброй воли, а объективных противоречий капитализма. Там, где подобные противоречия находятся еще в зародышевой стадии, где капитализм не стал еще господствующей системой, где на повестке дня история ставит победу капитализма, а не его уничтожение, там нет и не может быть подлинно коммунистического движения. То, что выдает себя за таковое, в большинстве случаев лишь облекает в коммунистическую фразеологию свои ограниченно – буржуазные цели, в меньшинстве же случаев, когда на деле представляет возникающий пролетариат, время победы которого еще не пришло, имеет перед собой как непосредственную перспективу лишь указать своим мученичеством путь для грядущих поколений пролетариата.

Ли Дачжао, казненный в апреле 1927г. северокитайским царьком Чжан Цзолинем, был смелым и самоотверженным буржуазным демократом. Таковыми же были Чэнь Дусю, Цюй Цюбо и их товарищи.

В статье “От демократии к социализму” Цюй Цюбо, весьма хорошо и правильно воспроизводя взгляды Ленина, писал:

“ Роль и задачи пролетариата в буржуазной революции должны определяться, исходя из объективных возможностей и потребностей общественного развития. Капитализм представляет собой определенный общественный строй, который – нравится нам это или нет – складывается в результате естестенного развития т.н. “национальной экономики”. Более того, [Слушайте, приверженцы “некапиталистического пути развития” и перепрыгивания через этапы!] только в процессе развития капитализма может родиться социализм, только капитализм в состоянии создать техническую основу для социалистического обобществления средств производства, только капитализм в состоянии породить многочисленный, сильный своей сознательностью, революционный пролетариат. …только в недрах буржуазного общества (демократизма) могут прорастать зерна социализма – и лишь тогда явственно обнаружатся противоречия между пролетариатом и буржуазией…

Демократическая революция выражает потребности развития капитализма. И хотя на первый взгляд она выглядит восстанием, направленным против верхушки общества, капиталистов или против империализма, тем не менее эта революция не только не уничтожает основ капитализма, а напротив, расширяет и углубляет их…

…развитие капитализма на почве товарного производства неизбежно [Слышите, пропагандисты совместимости рынка и социализма!] и никакими средствами невозможно остановить нарождение буржуазии. Совершенно невозможно пытаться перескочить через капитализм и немедленно осуществить социализм. Марксизм учит, что общество, основанное на товарном производстве, осуществляющее обмен с цивилизованными капиталистическими странами, на известной ступени развития становится и само на путь капитализма [Слушайте, сторонники пекинского официоза, будто Китай, или любое другое общество, основанное на товарном производстве и осуществляющее обмен с “цивилизованными капиталистическими странами”, может не быть капиталистическим! ]. ..Марксисты вовсе не предполагают перескочить с помощью каких - то неведомых средств через капитализм и перейти непосредственно к социализму. Для этого существует только один путь – путь классовой борьбы на почве и в пределах этого самого капитализма” (33, сс.200, 206).

Из всего этого Цюй Цюбо делает вывод: “в настоящее время подлинно коммунистическое движение в Китае – не более чем якобинство, движение самого последовательного, самого крайнего демократизма”. (33, с.226).

Это утверждение, правильно указывающее, что “коммунистическое движение в Китае” не содержало в себе ни грана коммунизма, все же является слишком лестным для данного движения. Как показала революция 1925-1927гг., китайские “коммунисты”, будучи такими же радикальными буржуазными демократами, как и французские якобинцы, далеко уступали последним в решительности, непримиримости и беспощадности, не решились, не захотели и не смогли возглавить крестьянскую революцию, и были поэтому разбиты силами контрреволюции. В этом, и только в этом, их и можно упрекать (если вообще не считать упреки и похвалы деятелям прошлого пустой тратой времени) – не в том, что они не были революционными коммунистами, а в том, что они провалились как революционные демократы, не в том, что они не смогли осуществить социалистическую революцию, а в том, что они не смогли привести к победе даже революцию буржуазную – словом, в том, что они не были не только коммунистами, но даже якобинцами.

Только в свете этого можно понять идейную эволюцию основателя КПК Чэнь Дусю, которая иначе будет выглядеть чередой скачков и отречений. Радикальный буржуазный демократ, затем возглавивший Коммунистическую партию и руководивший ею в 1921 – 1927гг., в 1929г. ставший троцкистом, и мужественно, как и подобает революционному демократу, державшийся на суде в 1932г., в конце жизни он вернулся к буржуазной демократии и писал в 1940г. :

“ Если Германия и Россия выйдут победителями из войны, человечество вступит в мрачную эпоху по крайней мере на полстолетия. Только если капиталистическая демократия сохранится благодаря победе Англии, Франции и США, возможен путь к пролетарской демократии. .. Разница между так называемой пролетарской демократией и капиталистической демократией только в масштабе. Не существует пролетарской демократии с другим содержанием. После Октябрьской революции были сделаны усилия разрушить сущность капиталистической демократии. Ее заменили более абстрактным термином: пролетарская демократия. Результатом был сталинский режим в России, которому в свою очередь подражают Италия и Германия.” (цит. по 41, p. 212).

Будь Чэнь Дусю на самом деле коммунистом и пролетарским революционером, после этих слов его можно было бы смело считать ренегатом, псом, вернувшимся на блевотину буржуазной демократии, как это сделали Макс Шахтман или лидеры ПОУМ Маурин и Горкин. Но Чэнь Дусю не был пролетарским революционером. В пролетариате он увидел всего – навсего исполнителя “национальной”, т.е. буржуазной революции, а в марксизме и коммунизме – идеологическое обоснование этой революции. Когда он увидел, что политика СССР и Коминтерна в Китае привела не к победе буржуазно – демократической революции, а к ее разгрому, он обратился к троцкизму. Когда же к концу 1930-х годов окончательно выяснилось, что “коммунистический” режим в России выродился в новую тиранию, а троцкизм оказался слишком слаб, чтобы помешать этому, Чэнь Дусю отказался от марксизма и троцкизма, как от идеологических средств, которые не смогли привести к его цели. А эта цель – буржуазная демократия и капиталистическая трансформация Китая – оставалась неизменной на всем протяжении его деятельности.

И в свой троцкистский период Чэнь Дусю склонялся к мнению о буржуазно – демократическом характере предстоящей Китаю революции, лучше понимая китайскую действительность, чем молодые китайские троцкисты. Субъективная приверженность последних ошибочной теории “перманентной революции” не мешала, впрочем, тому, что объективно они боролись за буржуазную революцию (как объективно за нее боролись все течения в русском революционном движении 19 – начала 20вв., включая тех, кто, как народники, анархисты, максималисты и Троцкий, субъективно выступал за немедленную социалистическую революцию). Такое понимание сближало Чэнь Дусю с заклятыми врагами – сталинистами. Встречавшийся с ним в начале 1939г. троцкист Ли Фурен отмечал: “Отвращение Чэнь Дусю к сталинистам – больше сентиментальное, из – за их лжи и насилия. Их же политику национально – демократической революции для Китая он принимает” (37, p. 117).

“Ошибочная теория перманентной революции!”, - уже слышим мы от троцкистов. “Да уж не сталинист ли такое пишет?!”. Поскольку марксистская критика теории перманентной революции, данная Итальянской Коммунистической Левой, неизвестна подавляющему большинству российских левых активистов – в отличие от сталинистской критики этой теории, необходимо рассмотреть здесь общий вопрос о тактики пролетариата в буржуазной революции.

100 лет назад все марксисты России прекрасно понимали, что назревающая здесь грандиозная социальная революция сама по себе, соответственно уровню развития производительных сил, может быть только буржуазной революцией. При этом меньшевики выступали за союз пролетариата с либеральной буржуазией (т.е. за ту же тактику, которую применит КПК в 1925 – 1927гг.) - и поэтому в конце концов оказались на другой стороне баррикады, рядом с кадетами и белыми генералами. Напротив, и большевики, и Троцкий отстаивали классовую самостоятельность пролетариата и захват им политической власти – а потому и оказались в 1917г. на той стороне баррикады, где были рабочие, крестьяне, солдаты и матросы.

Что отличало позиции большевиков и Троцкого – это понимание характера диктатуры пролетариата в демократической революции. Большевики, вождем которых был Ленин, оценивали эту грядущую диктатуру как “революционно демократическую диктатуру пролетариата и крестьянства”, которая не выйдет за пределы капитализма – и не потому, что пролетариат этого не захочет, а потому, что он этого не сможет. Ведь уничтожение капитализма означало для Ленина уничтожение товарного производства (и он не уставал подчеркивать это в полемике против выродившихся эпигонов народничества), а такое уничтожение возможно лишь на основе производительных сил, далеко превосходящих существовавшие в то время в России (и даже, как понимаем мы теперь, во всем мире).

Троцкий, однако, считал такое “самоограничение” пролетарской диктатуры несостоятельным. (Как будто речь шла о субъективном самоограничении, а не об объективных пределах, через которые невозможно перепрыгнуть!). В работе “Итоги и перспективы” (1906г.) он писал:

“не может быть и речи о какой – то особенной форме пролетарской диктатуры в буржуазной революции, именно о демократической диктатуре пролетариата (или пролетариата и крестьянства). Рабочий класс не может обеспечить демократический характер своей диктатуры, не переступая за границы своей демократической программы…

Разделение нашей программы на минимальную и максимальную имеет громадное и глубоко принципиальное значение при том условии, что власть находится в руках буржуазии. Именно этот факт – принадлежность власти буржуазии – изгоняет из нашей минимальной программы все требования, которые не примиримы с частной собственностью на средства производства. Эти последние требования составляют содержание социалистической революции и их предпосылкой является диктатура пролетариата” (32, сс. 152 – 153). И далее он перечисляет эти требования, “которые не примиримы с частной собственностью на средства производства”. Ими являются 8- часовой рабочий день, государственная помощь безработным и национализация промышленности! (там же).

Этим и доказывается, что максималистские представления Троцкого о революции имели своей подосновой весьма минималистские представления о социализме, и что, субъективно вкладывая социалистическое содержание в буржуазную революцию, он в то же время вкладывал весьма буржуазное содержание в социализм.

Социализм означает уничтожение капитализма, уничтожение системы, основанной на разделении труда и товарном производстве – не более и не менее. Это – не субъективное моральное пожелание, а единственное реальное содержание социализма как строя, объективно отрицающего капитализм и сменяющего его. Все, кто подменяет содержание социализма – уничтожение разделение труда и товарного производства – всевозможными социальными гарантиями, льготами и подачками, национализациями и демократизациями, все они под видом социализма отстаивают всего – навсего другую разновидность капитализма и содействуют сохранению последнего.

Как показал опыт 20 века, 8 – часовой рабочий день, пособия по безработице и даже национализация промышленности, “не примиримые с частной собственностью на средства производства”, многократном вводились классом буржуазии, сохранявшим при подобной операции всю власть (нередко потом, опять – таки когда это требовалось интересами буржуазии, подобные меры с легкостью отменялись). Капиталистический строй оставался при этом целым и невредимым, пережив все национализации и социальные гарантии. Его уничтожит только грядущая тоталитарная пролетарская революция, которая сломает разделение труда и товарное производство.

Китайский пролетариат, к состоянию которого мы скоро перейдем, еще более слабый, чем российский пролетариат начала 20 века, тем более не мог установить свою социалистическую диктатуру. За что нужно было бороться с максимальной энергией – так это за “революционно – демократическую диктатуру пролетариата и крестьянства”, за союз китайского пролетариата не с буржуазией и помещиками, чьей партией и был Гоминьдан, но за союз с крестьянством – и с мировым пролетариатом. Союз пролетариата с крестьянством развязал бы всю революционную энергию последнего, пробудил бы демона крестьянской войны, беспощадного террора против шэньши и капиталистов. Союз же с мировым пролетариатом, союз, которому победоносный китайский пролетариат предоставил бы все ресурсы огромной страны, ускорил бы мировую пролетарскую революцию, победа которой во много раз облегчила бы прохождение Китаем капиталистического чистилища и переход его к социализму.

Этого не случилось. И глубинные причины тому заключались не в “предательстве” ВКП(б) и Коминтерна (которые к тому моменту если уже и не перешли черту, отделяющую товарища, предательством которого можно возмущаться, от врага, на помощь которого нечего надеяться, то весьма близко подошли к этой черте), но в незрелости и слабости как китайских “коммунистов” (на самом деле – мелкобуржуазных демократов), так и китайского пролетариата.

После Октябрьской революции Троцкий предпринял попытку распространить теорию перманентной революции на все отсталые страны. В расширенном толковании эта теория гласила, что в отсталых странах туземная буржуазия из – за своей слабости и зависимости от западного империализма не способна возглавить буржуазную революцию и довести ее до победы, поэтому это сделает туземный пролетариат, после чего революция, перекинувшись на развитые капиталистические страны, перерастет в мировую. Комически – карикатурные формы эта теория приняла у последующих троцкистов, которые предпочитали не из изучения реальных революций во второй половине 20в. заключать о их характере, но из априорных схем о неспособности буржуазии и способности пролетариата причислять данные революции к пролетарским и социалистическим, даже если пролетариат в данных странах почти отсутствовал. Мнимый радикализм являлся личиной реального оппортунизма, утверждение, что невозможна никакая революция, кроме социалистической, служило предлогом для оценки в качестве социалистических революций буржуазных, для зачисления буржуазных диктаторов в разряд “пролетарских бонапартов” (теория “пролетарского бонапартизма” английского троцкиста Т. Гранта).

Маркс и Энгельс не раз повторяли, что развитие пролетариата обусловливается развитием капитализма и, следовательно, развитием буржуазии. Отсталость страны, неразвитость в ней современной капиталистической промышленности неизбежно означают отсталость и неразвитость пролетариата данной страны, невычлененность его из всей эксплуатируемой массы, его неспособность отстаивать свои классовые интересы и – тем более - быть гегемоном революции. Если неправильно представлять как надисторически – универсальную истину утверждение, что сильная буржуазия создает как противоположную силу сильный пролетариат, то тем более неверно выдавать за универсальную истину обратное утверждение, что слабость в данной стране буржуазии автоматически означает силу в ней пролетариата.

Китай в начале 20века был весьма отсталой страной: “Докапиталистические экономические отношения все еще преобладали не только в деревне, но и в городе – в мастерских мелких ремесленников и в лавчонках розничных торговцев… мелкое докапиталистическое производство, игравшее важную роль в промышленности и почти полностью охватывавшее сельское хозяйство, сосуществовало с крупным современным капиталистическим производством китайских и иностранных предпринимателей. Почти повсюду продолжали царить экономические отношения, характеризовавшиеся узостью связей, потреблением всей продукции в том же округе или по крайней мере в той же провинции, в которой они были произведены. В 1919г. еще не сложился национальный рынок..." (34, сс. 42 – 43).

Промышленные рабочие в 1919г., по подсчетам Шэно, составляли 1,5 млн человек (там же, сс. 80 – 81) – меньше 0,5% населения (там же, с.86). Они были сконцентрированы в 6 изолированных друг от друга районах, за пределами которых можно насчитать не более 50 – 75 тыс. промышленных пролетариев. Этими 6 районами были: 1). Манчжурия; 2). Провинция Чжили; 3). Провинция Шаньдун; 4). Шанхай с окрестностями; 5). Провинции Хунань и Хубэй; 6). Провинция Гуанчжоу (Кантон). Три первые района находились в Северном Китае, и их пролетарии почти не затронуты подъемом пролетарской борьбы 1919 – 1927гг., - кроме железнодорожников Чжили, до того как их забастовка была расстреляна северокитайским милитаристом У Пейфу 7 февраля 1923г. (см. 34, сс. 80 – 87, 205 – 210).

В Шанхае преобладала легкая, текстильная промышленность, где 90% рабочих были женщинами, а в шелковой промышленности – все 99%, причем половина из них – маленькие девочки (17, с.64). В Кантоне резко доминировали мануфактура и мелкие мастерские, существовали сильно развитые цеховые традиции. Из промышленных районов Южного Китая только в Хунань – Хубэйском районе имелась сколько – нибудь развитая тяжелая промышленность. (34, сс. 205 – 210).

Китайский пролетариат был молодым классом – и по возрасту большинства рабочих, и по времени своего существования. Подавляющее большинство рабочих были выходцами из деревни, сохраняли с ней тесные связи и возвращались в нее при первой возможности. Отсутствовали собственные классовые традиции, почти отсутствовало классовое (в противоположность национальному или даже провинциальному) сознание. Чрезвычайно низкий жизненный уровень, изматывающий многочасовой труд, никудышная охрана труда, полусредневековая зависимость от хозяев, мастеров и посредников по найму – все это толкало на протест и борьбу, но само по себе не гарантировало выдержанность и классовую направленность борьбы. Китайский пролетариат сам по себе был субъектом луддитских бунтов (“да шан” – сломать фабрику – было специальным названием для стихийных рабочих выступлений (34, с.184)) и благодатной почвой для революционной агитации извне, но не субъектом сознательно – революционной классовой борьбы. Стремление “сломать фабрику” могло стать почвой, где революционно – коммунистическое вмешательство извне вырастило бы прекрасное революционное сознание, но вместо революционно – коммунистического вмешательства на деле имело место буржуазно – националистическое вмешательство – со стороны разных сил, от гоминьдановцев до коммунистов и даже …анархистов.

Двое последних, Хуан Ай и Пэн Жэнь – цюань, создали в конце 1920г. Общество трудящихся Хунани, программа которого включала воссоединение страны и …восстановление национальной чести! Более того, это возглавляемое анархистами общество отличалось не только буржуазным национализмом, но и добуржуазным провинциализмом, активно участвуя в компании против найма на хлопатобумажную фабрику рабочих из соседней провинции Хубэй и требуя высылки этих рабочих назад! (34, сс. 230 – 231).

Если мы вспомнили эту давно забытую историю, то не для того, чтобы бросить камнем в анархистов из фракционных “ленинистских” интересов, но чтобы показать, сколь мало идеологические пристрастия и самоназвания значат по сравнению с реальной стадией общественного развития, и что даже “либертарный коммунизм” не мог ничего поделать с созданным объективными условиями низким уровнем классового сознания пролетариата, низким уровнем, всего лишь выразителями, а не создателями которого были – Хуан Ай и Пэн Жэн – цюань, в начале 1922г. казненные хунаньским дуцзюнем (34, с.245) и ставшие мучениками буржуазной революции.

Развитие капитализма в Китае осуществлялось под воздействием внешнего толчка и в немалой степени на иностранные капиталы. В 1919г., по подсчетам Шэно, на предприятиях, принадлежащих иностранному капиталу, работало 655 тыс. китайских промышленных рабочих из обшего числа 1489тыс. (34, с.81). Тот факт, что капиталистом, эксплуатировавшим больше 40% китайских рабочих, выступал иностранный капиталист, делал этих рабочих весьма податливыми на пропаганду своих китайских капиталистов.

По словам Делюсина, “… не все рабочие понимали сущность антиимпериалистической борьбы. Для многих из них она означала борьбу только против иностранных эксплуататоров. Антиимпериалистическая пропаганда подменялась антииностранной, в результате чего она окрашивалась в национальный и даже в националистический цвет, а социальный смысл ее затушевывался, терялся”. (4, с. 79). О том же говорит Акатова: “Эксплуатация рабочих иностранными предпринимателями воспринималась в первую очередь как национальное порабощение. Национальное самосознание значительно опережало сознание классовое… Политическая борьба рабочих с общенациональными требованиями значительно опережала их экономическую борьбу за свои требования” (25, сс. 142 – 143).

Слабость классового сознания, низкий уровень борьбы рабочих за свои собственные требования и с своей собственной – коммунистической – программой ничуть не исчезают от размаха, решительности и героизма их борьбы за “национальные” интересы – т.е. за интересы китайской буржуазии. Как пишет Акатова, “Слабость и недостаточная решительность китайского пролетариата в отстаивании (и даже постановке) своих классовых требований сочетались с поразительными по силе примерами гражданского, национального мужества в освободительной борьбе [!!!]” (25, с. 125), т.е. в борьбе за освобождение китайского капитала от неравной конкуренции с иностранным капиталом!

Общая черта всех буржуазных революций состоит в том, что сражаются и кладут головы в них пролетарии и полупролетарии, плоды же героической борьбы достаются буржуазии. По уровню классовой самостоятельности от буржуазии, по степени отстаивания своих собственных требований китайский пролетариат в революции 1925 – 1927гг. уступал не только пролетариату в Октябрьской революции (тут и сравнения быть не может!), но даже французским пролетариям и полупролетариям времен Великой французской революции.

вторая часть